Специфика современного строительства в Петербурге заложена, прежде всего, в двойственном начале нашего города, имеющего, с одной стороны, - исторический центр, а с другой – наследие советского периода.
   Первый уникален тем, что его ядро – это город, “застывший” перед первой мировой войной, столь привлекательный для зарубежных туристов и эстетов. Здесь они могут побывать в своеобразной архитектурной Мекке, в масштабе города XXI века. Подобными музеями под открытым небом могли стать многие города Европы, но этого не случилось…
   Говоря о данном феномене, следует отдать должное именитым архитекторам советской эпохи: будучи учениками лучших мэтров дореволюционной поры и оказавшись у руля архитектурного прогресса, они не допустили строительства объектов, “сбивающих” масштаб архитектуры Петербурга.
   Отражая в своем облике архитектурную культуру Европы, Северная Венеция на протяжении двух веков (с нач. XVIII в. до нач. XX в.) занимала достойное место среди других европейских столиц. Правда, на первых этапах развития Петербурга архитектурная мода Запада доходила до нас с большим опозданием. Так, в частности, стиль барокко доминировал здесь еще долго после того, как на Западе стал культивироваться классицизм. И лишь к концу XIX в. – началу XX в. это отставание сократилось.
   У Санкт-Петербурга есть еще одно, удивительно редкое качество – здесь классика более классицистична, а барокко более барочно, нежели в объектах, которые инициировали эти архитектурные стили. И хотя наш город зарождался в стиле барокко, но доминирующим и знаковым стилем, безусловно, является классицизм. Вся пост постклассическая архитектура Петербурга, включая и новейшую историю, детерминирована классикой.
   Столетиями Петербург представлял европейское лицо России, оставаясь одновременно эталоном европейской эстетики для самой России.
   Мировой архитектурный процесс настоящего времени находит свое преломление в работах архитекторов Петербурга, но в полифонии новых образов традиционно преобладают идеи активного освоения наследия, преемственности и контекстуализма.

   Архитектуру квартала старого города мы воспринимаем исключительно в образах его фасадов, а за ними прячутся совершенно неосвоенные дворы, составляющие обширное поле для архитектурно-строительных инвестиционных проектов, которые давно следует легализовать. При этом , дворы зданий постройки до сер. XIX в. подлежат активной и радикальной реконструкции. А участки более поздней застройки уже не требуют столь радикальных мер - начиная со второй пол. XIX в., в России стали действовать определенные санитарные нормы и появились дворы для людей, дающие богатейшие возможности для адаптации их к условиям современной жизни.
   Сегодня пилотные проекты такого типа реализуются – дворы облагораживаются, делается мощение , все приводится в порядок… Но можно двигаться и дальше: например, в первом этаже разместить паркинг со сквозным проездом, а сверху – благоустроенную площадку; без особых проблем можно перекрыть двор проветриваемым атриумом или пассажем и т. д.
   В отличие от многих городов Запада, прошедших через 3…4 цикла реконструкций, Старый Петербург – крайне интересный полигон для применения современных методов преобразования исторической среды, с которой фактически никто не работал со времен первостроителей. Тем более, что сегодня такая реконструктивная деятельность весьма привлекательна для инвесторов.
   Однако, по своему интеллекту и менталитету мы еще не вполне готовы к решению подобных задач. Архитекторы не спешат воспринимать новейшие строительные технологии.
   Есть и другие проблемы. Например, строительство эффективных зданий на временном землеотводе. В мировой практике удельный вес и качество такого строительства очень высоки. Так, всем известный парижский Центр Помпиду, говоря по-нашему, является комплексом, построенном на временном землеотводе. Но наши заказчики подходят иначе: если объект – временный, то и отношение к его архитектуре менее ответственное.
   В недавнем прошлом допустили непростительную ошибку, разрешив приватизацию промзон между историческим центром и районами массовой жилой застройки. И теперь крайне сложно решить проблему перебазирования умирающих производств из центра города. Особенно характерны в этом отношении территории в районе Обводного канала. Будь они в руках государства, мы имели бы еще один колоссальный резерв для развития города.