Забыт и не востребован ленинградский неоклассицизм 1930-1950-х годов. И это, намой взгляд, тормозит формирование полноценной современной архитектуры Санкт-Петербурга.
Я ощутил это особенно остро в апреле 1998 г. после демонстрации в Санкт-Петербурге работ испанского архитектора Рикардо Бофилла, который, не ограничивая свою индивидуальность, смог продолжить европейскую ветку неоклассической архитектуры.

Одна из работ мастера — квартал Антигона I в Монпелье — выдающийся пример интерпретации тем и сюжетов Эпохи Возрождения, барокко и неоклассики. Четыре площади, связанные единой осью: полуциркульная — „ «Эспланада Европы», овальные — «Фессалийская» и «Тысячелетия» и площадь «Золотого сечения» — квадратная с полуциркульными нишами по осям квадрата, возрождают город как художественное целое.
Р. Бофилл охотно прибегает к метафоре об успокаивающем и комфортабельном доме. Он использует известное высказывание Альберти, согласно которому «дом — маленький город, а город — большой дом». Цитата служит основой теории превращения города в художественную композицию, где пространства структурируются как ансамбль располагающихся рядом и наложенных друг на друга площадей. Улица — это коридор дома, а площадь — коллективная зона.
8 его морфологии города, безусловно, прослеживается связь и с концепцией теоретика XIX в. — австрийского архитектора Камило Зитте. Последний утверждал необходимость разработки непрерывного урбанистического пространства как внутреннего объема, который достигает своего крещендо на общественных площадях как фокусах социальной жизни.
9 апреля 1998 г. в Бронзовом зале Союза архитекторов состоялся международный семинар «Европа-Петербург. Архитектонический бетон — новейшие технологии в области реконструкции городов с исторической застройкой», организованный Международным благотворительным фондом спасения Петербурга-Ленинграда, Российской Академией архитектуры и строительных наук (СПбО), Союзом Архитекторов (СПб САР), Международным консультационным бюро «NEVA-CONSEIL» (Франция).
Сообщение о работах Р. Бофилла сделал профессор Жан-Пьер Ори — художник и технолог, изобретатель архитектонического бетона, с помощью которого реализован художественный язык постмодернистского неоклассицизма Р. Бофилла,
В Антигоне особенно интересна Площадь «Золотого Сечения». Она как бы повторяет архитектуру барочной церкви, у которой снята «крыша». Толщину стен он превращает в жилища, а ее внутреннее пространство — в улицы и общественные пространства. Такое превращение внутреннего пространства церкви в городское резко увеличивает масштаб города.
Неоклассическая экспрессия этого ансамбля поставила ряд проблем перед социалистическим муниципалитетом Монпелье, посчитавшим нужным уточнить, что красота не является ни «правой», ни «левой», а «классицизм совсем не обязательно означает фашизм», поскольку Афины «изобрели ордер и колонны в то же самое время, что и демократию» (перевод Е.М. Тархановой).
Художественный язык архитектурных форм Р. Бофилла — также смелая интерпретация
классики. Особое внимание он уделяет синтаксису — геометрии, объединяющей традиционные элементы (окна, двери и т.д.). В то же время как истинный художник, понимающий суть знаковых систем, используемых эстетически, он изменяет традиционный синтаксис, использует преувеличения, деформации. Тем самым он обогащает и развивает язык, сохраняя преемственность.
Классицизм Р. Бофилла обладает характерными чертами языка постмодернистского классицизма, которому свойственны плюралистичность, эклектичность и селективность в отличие от интегрированных языков античности, Ренессанса, барокко, рококо, неоклассицизма.
Если бы это было не так, то мы могли бы назвать систему художественного языка Р. Бофилла просто классицизмом. Но мы не сможем этого сделать — его язык имеет двойной код, ибо сохраняет и совершенствует современные индустриальные конструкции. Он пишет: «Аркады, стены, окна, двери — каждый из этих элементов можно сегодня выпускать серийно и независимо друг от друга, но вместе с тем согласно экономическим требованиям промышленного производства. (...) Наконец, нам самим предстоит связать их между собой по законам чистой геометрии. Стало быть, я могу оставаться верным классической архитектуре, которая дает законы композиции и набор выразительных средств, вместе с тем приучая меня к требованиям индустриального производства». (Бофилл Рикардо. «Пространства для жизни». М., Стройиздат. 1993. 135с.).
Другая причина — его язык использует лишь элементы прежде интегрированных классицистических языков.
Работы Р. Бофилла и Ж.-П. Ори и, особенно, архитектонический бетон представляют для нас особый интерес. Санкт-Петербургу - Ленинграду - Санкт-Петербургу генетически присущ художественный язык ордерной системы. При этом я имею в виду не только век XVIII и XIX, сколько XX. Именно в XX в. в 1930-1950-е годы в Ленинграде неоклассицизм развивался наиболее целеустремленно и результативно. Но, пожалуй, самое главное в том, что работы Р. Бофилла позволяют увидеть огромный и невостребованный потенциал нашей неоклассики. Выдающиеся ленинградские архитекторы Е.А. Левинсон, И.И. Фомин, Н.А. Троцкий, О.И. Гурьев, М.А. Бенуа, Б.Н. Журавлев, В.А. Каменский, А.А. Оль, . _ Б.Р. Рубаненко и многие другие на сорок- t i
пятьдесят лет раньше Р. Бофилла и других западных неоклассиков 1970-1980-х годов показали возможности классического словаря и синтаксиса к развитию, на сорок-пятьдесят лет раньше Запада утверждали контекстуальную архитектуру.
Уместная архитектура 1930-1950-х годов дополняла Петербург-Ленинград как художественное целое. Застройка по красным линиям продолжала пространственные коридоры исторического центра. Пересечения магистралей получали ясную по своей конфигурации оправу, становились пространственными фокусами. Горизонталь продолжала доминировать как неотъемлемая часть городского силуэта. Все это позволяло сохранять целостность и непрерывность уникальной городской среды.
Директивный переход от неоклассики к функциональной архитектуре в конце 1950-х годов нанес непоправимый ущерб целостности города. Пояс его новостроек — это уже не Санкт-Петербург и не Ленинград 1930-1950-х годов.
Слава Богу, мы это уже осознали. Мы повернулись к своему Наследию. И Наследие 1930-1950-х годов, выросшее на культурном фундаменте города, представляет для нас особую ценность. Оно — беспрецедентный пример полноценного эволюционного развития неоклассического языка, его словаря и синтаксиса в условиях XX века.

1.Московский пр., жилой дом. (1939-1940) Архитекторы: Е.Левинсон, И.Фомин.
2. Здание на Петровской наб. (1937-1940) Архитекторы: Е.Левинсон, И.Фомин.
3. Московский пр., жилой дом. (1938-1940) Архитектор: В.Попов.
4. Щемиловка, Ивановская ул., жилой дом. (1939-1941) Архитекторы: Е.Левинсон, И.Фомин, С.Евдокимов.
5. Московский пр., Дом Советов. (1936-1941) Архитектор: Н.Троцкий.