М. Мамошин:
– В общей сложности, с самых первых «набросочных» мыслей до результата, выполнение этого проекта заняло около двух лет. Срок по стандартным архитектурным меркам сегодняшнего дня немалый, причем в данном случае основные проектные проблемы были сопряжены с нетривиальностью градостроительной ситуации. Здесь вопрос отнюдь не сводился к куда более привычному заполнению некоего просвета в рядовой, пусть даже и исторической застройке. По соседству с нашим «пятном» располагается одна из первых гражданских доминант Петербурга – особняк Голицыной, сохранившийся еще с петровских времен. Плюс неподалеку возведено новое здание начала нашего века. Многие коллеги незадолго до нас пытались разобраться в этих противоречиях и соорудить здесь нечто достойное. Варианты предлагались разные – от «поглощения» маленького дома большим до какой?нибудь пристройки. Все они, так или иначе, оказались не поняты и, соответственно, не воплощены.
– Но вашей мастерской, тем не менее, удалось предложить свою версию, ту, с которой, в конце концов, согласился заказчик. Здесь самое время пояснить, какие подходы легли в основу общего замысла?
М. Мамошин:
– Нами, раз уж прямой диалог старого с новым явно не складывался, была предпринята попытка некоторым образом «дистанцироваться» со своим объектом от исторического архитектурного наполнения участка. В итоге, это и предопределило суть проекта: реконструировать под офисы бывший дом княгини и одновременно возвести рядом новое жилое здание.
На выбор концептуального подхода к проектированию в серьезной мере повлияла еще одна мысль, которая, кому-то, не исключаю, может показаться не заслуживающей внимания, поскольку сегодня не совсем модно рассуждать о стилях. Однако я убежден, что, с архитектурной точки зрения, в эстетике нашего города существуют два основных истока – классицистический, более понятный и привычный, а также регионалистический. О втором мы вспоминаем нечасто и, как следствие, заметно реже к нему обращаемся. При этом нельзя не заметить, что Петербург с его выходом к морю по своей сути всегда являлся почти «ганзейским» городом. К тому же, и ментально, и культурно, и градостроительно он никогда не отрывался от своих балто?славянских и скандинавских корней. Можно старательно закрывать на это глаза, но, желаем мы того или нет, влияние такого обстоятельства будет обязательно ощущаться хотя бы на уровне подсознания. Вот и наша постройка, решаемая в духе северного модерна, который, наверное, является единственно ярким проявлением «нордизма» в петербургской архитектуре, должна была служить своего рода напоминанием об этом удивительном явлении.
Восточный, северный и западный фасады дома на Шпалерной
|
Репродукция с гравюры XVIII в. 1) Дом Светлейшей княгини А. П. Голицыной. 2) Дом сестры Петра I царевны Натальи Алексеевны. 3) Дом царевича Алексея Петровича |
– Уверен, что, остановившись на таком варианте, вы исходили не только из ностальгической приверженности нордическим и модернистским идеям. Наверняка, хотелось здесь и сейчас реализовать то, что по каким?то причинам не складывалось раньше?
М. Мамошин:
– В своих прошлых работах мне не однажды довелось соприкасаться с этой стилистикой. Достаточно вспомнить наше обращение к эстетике северного арт-нуво в проекте гаража с надстройкой в Волынском пер., 3. У истории обеих разработок очень похожий генезис, но особенно ценно, что в последнем случае у нас появлялась возможность не просто сочинить вариацию на ранее исследованную тему, но и развить ее.
Будучи приверженцем фигуративной архитектуры, я в своих проектах постоянно хочу выстроить диалог традиций и новаций. Причем такие попытки всякий раз сопровождаются авторским стремлением не буквально и даже не в отдельных деталях повторить что-то строившееся предшественниками – это бесперспективно и не слишком интересно, наконец, а придать всему современный смысл и иное звучание. Северный модерн новым откровением для Петербурга, безусловно, не является, зато он с успехом может быть прочитан именно как «хорошо забытое старое».
– Вам уже на впервой выставляться на «Зодчествах». И награды были, и, не исключаю, разочарования… Последний фестиваль чем-то отличался от предшествовавших?
М. Мамошин:
– Петербургская архитектурная школа в очередной раз не оставила сомнений в своей состоятельности. Количественный результат вам известен – Хрустальный Дедал за Александринку, дипломы всех достоинств практически по каждой номинации. Дело даже не столько в подаче материала (хотя она играет свою заметную роль), сколько в том векторе, по которому развивается проектное дело в нашем городе. Конечно, все более громко заявляют о себе и прочие регионы. Однако на общем раскладе, несомненно, сказывается то обстоятельство, что Москва, в отличие от нас, все менее активна в представлении своих работ на этой площадке. Ей хватает собственных городских смотров. Думаю, пока такая тенденция будет сохраняться, Петербургу особый дефицит знаков внимания на ежегодном фестивале не грозит.
– И он сохранит за собой право именоваться «архитектурной столицей» России?
М. Мамошин:
– Формулировка звучит очень смело и ко многому обязывающе. Но при этом, мне кажется, надо вкладывать сюда совершенно особый подтекст. Подразумевая под этим суммарные результаты творчества наших великих предшественников, строивших в Санкт-Петербурге и сумевших приблизиться к пределам архитектурного и градостроительного совершенства, мы, в самом деле, имеем полное право так заявлять. Если же анализировать все происходящее на наших с Вами глазах, то далеко не все, что строится и проектируется сегодня, отвечает этим высоким меркам. Да и расставлять окончательные оценки – дело времени и новых поколений. Впрочем, присущие, пожалуй, исключительно петербургским архитекторам умение и стремление созидать, не разрушая, их чувство «городской ткани», действительно, заслуживают самого доброго слова.