Ю. И. КУРБАТОВ
директор СПб филиала
НИИ теории архитектуры
и градостроительства,
доктор архитектуры
МЕЖДУ        КЛОНИРОВАНИЕМ
И АБСОЛЮТНОЙ НОВИЗНОЙ
       КЛОНИРОВАНИЕМ
И АБСОЛЮТНОЙ НОВИЗНОЙ

 

 

ОБ УМЕСТНОСТИ НОВЫХ ФОРМ В ОХРАННЫХ ЗОНАХ

       

Торговый центр «Адмиралтейский»
(арх. А. Е. Кокорин, В. А. Чувашев,
Н. А. Чувашева). Общий вид и фрагмент – капитель упрощенного ордера

       Зоны незавершенной среды часто находятся в знаковых для Петербурга местах. Чем интереснее участок, тем быстрее находит его инвестор, который продает не только квадратные метры будущей постройки (и чем больше, тем лучше), но и ценный вид на исторические ландшафты. И часто его конфликт с архитектором неизбежен, ибо тот решает другую задачу: не нанести ущерб окружению, поддержать сложившиеся в контексте закономерности, отразить современность. Если же цивилизованного компромисса не получается, то всегда будет виноват проектировщик, ибо именно инвестор оплачивает право на застройку.
       Лакуны застраиваются уже 15 лет. Критерии для их оценки размыты: преобладает субъективизм, общественное мнение деформировано. И тем не менее, народ вправе ожидать от специалистов разъяснений и оценок. Не претендуя на истину в последней инстанции, хочу лишь приблизиться к определению некоторых положений, которые могут быть полезными. Предпочитаю вести дискуссию в поле, которое имеет обозначенные границы.
       Опыт показывает, что диапазон взаимодействия привычных слов и метафор с новыми словами и знаками весьма широк. Таково, например, новое здание торгового центра «Адмиралтейский» в начале Московского проспекта (арх.  А. Кокорин, В. Чувашев, Н. Чувашева). Дерзкое по своему языку здание обладает значительной новизной. В центре огромного витража – выступ стеклянного полуцилиндра; есть мощный по размерам, но упрощенный по форме ступенчатый карниз; есть ссылки на пилястры, которые фланкируют витраж. Правда, стоило ли при этом полностью копировать капитель упрощенного ордера – изобретение гениального американского постмодерниста Майкла Грейвза?

КОНТЕКСТ

       Обратимся к той ценной исторической среде, куда включается новая форма. Контекст первопричинен, и ему присущ свой выразительный язык. Полезно вспомнить при этом о некоторой аналогии этого языка с литературным. На протяжении истории архетипы и знаки, созданные архитектурой, стали словами.
       Важнейшая характеристика языка контекста – его геометрия или синтаксис. И это не только размеры застраиваемого участка, обусловленные габаритами соседних зданий, но и геометрия, образующая структурную основу архитектурного тела этих зданий, в том числе их масштаб и пропорции.
       Необходимость геометрического подчинения формы размерам участка стала правилом. Идеология такого подчинения – существующий геометрический консерватизм, – очень характерна для градостроительной системы Петербурга. И если размеры новой формы соответствуют хорошо выверенному регламенту – это залог успеха.
       Всегда дискуссионны возможность и необходимость взаимодействия на уровне художественной или языковой выразительности. Иногда считают, что его может и не быть. Более того, довольно часто утверждают: чем независимее и контрастнее новая форма по отношению к среде, тем лучше. Контраст действительно выделяет новую форму, делает ее хорошо воспринимаемой фигурой на фоне контекста. Но стоит ли опускать выразительную историческую среду до уровня фона, нарушать преемственность и непрерывность эволюционного процесса?

       Целенаправленные ссылки на архетипы и знаки моностилей прошлого порождают стилевые плюралистические тенденции с приставкой нео. Так мы явились свидетелями появления неомодерна и неоклассицизма. Приставка нео при этом означает развитие и неприятие систем прошлого в целом, а использование лишь их элементов или ссылок на них.
       Неоклассицизм прозвучал в некоторых работах творческой мастерской под руководством Е. Герасимова. Одна из них – жилой дом на Каменноостровском пр., 56. Авторы Е. Герасимов, З. Петрова при участии С. Цыцина и И. Вереха стремились следовать духу Каменноостровского проспекта. Язык, которым пользуются авторы, имеет двойной код: он опирается лишь на элементы классической системы, которые включаются в словарь новых форм. Столь же интересна архитектура жилого комплекса на Крестовском острове, выполненного по проекту персональной этого коллектива.

Многоярусный гараж
на Волынском пер., 3.
(Архитектурная мастерская Мамошина)

       Один из ярких примеров неомодерна – проект пристройки к зданию Дома Ленинградской Торговли – многоярусного гаража-стоянки (ул. Большая Конюшенная д. 21-23 или Волынский пер., д. 3). Проект разработан Архитектурной мастерской Мамошина. Достаточно обосновано предположение о вероятности застройки участка, принадлежавшего Гвардейскому Экономическому Обществу, построившему универсальный магазин (ДЛТ), архитекторами круга академика Э. Вирриха – С. Кричинским, Н. Васильевым, Б. Боткиным, Н. Падлевским. Поэтому языковая выразительность гаража и была основана на анализе построек этих авторов. В данном случае интерпретировался язык северного модерна, характерный для существующего здания ДЛТ (годы постройки – 1908-09), а также для фасадов нереализованного варианта Вирриха и Кричинского.
       Жилой дом № 23 по наб. р. Карповки (арх. А. Шендерович, В. Вальц, Е. Чучарина) – еще одна работа в стиле неомодерн. Используя архетипы прошлого – большой и малый ризалиты, подчеркнутые арочными проемами, окна разных размеров и очертаний, авторы наделили их рисунок безусловной новизной. Здесь много хорошо нарисованных деталей – пояски, тяги, карнизы и решетки. Но это не копии, скорее аллюзии – ссылки.
       Я уже неоднократно отмечал, очень интересную работу архитекторов Г. Васильева и Е. Рапопорта – павильон и подземный вестибюль станции метро «Крестовский остров». Здесь мы видим интересное и неожиданное пересечение и взаимодействие модернистских и исторических систем. Средством решения задачи служит расчленение оболочки павильона на внутреннюю и внешнюю, одновременное их наложение друг на друга с поворотом на 45 градусов. При этом носителем как структуры, так и языка преобразованного модернизма становится внутренняя стеклянная оболочка, а носителем исторической системы – оболочка внешняя – каменная аркада с ордером. И это не копия какого-то определенного образца, а творческая, современная новация на его тему, выполненная под сильным влиянием модернистского языка. Именно поэтому ордер упрощен, геометризован. В нем появились «грани», идентичные граням внутренней оболочки павильона.

Наземный вестибюль станции метро «Крестовский остров». Общий вид и фрагмент (арх. Г. А. Васильев и Е. М. Рапопорт)

       В этой работе, безусловно петербургской по своему духу, очень важен и широкий диапазон открытости к прошлому. Я вижу в ней барокко с его выпукло-вогнутыми стенами, акцентирующими конфигурацию как внутреннего, так и внешнего пространства, и работы американского архитектора Луиса Кана с его «стенами-руинами». Что особенно важно, здесь явно просматриваются связи с выдающимся советским авангардом 1920?х гг. и с историзмом 1940-х и 1950-х – то есть, с двумя архитектурными системами, прежде исключавшими друг друга.
       Столь же интересен и жилой дом на Крестьянском пер. архитекторов Е. Рапопорта и В. Попова. Основная форма, индивидуализирующая главный фасад здания, – мощный, сильно выступающий ризалит с тремя пилястрами и вертикалями эркеров между ними. Ссылка на синтаксис исторического наследия Петроградской стороны прочитывается в его симметричности, которая подчеркнута полуаркой-витражом первого этажа и завершающей сквозной полуаркой. Эти элементы – также знак исторического наследия, правда, здесь гипертрофированный в размерах – такова интерпретация. Есть еще одна особенность полуарок дома на Крестьянском переулке: одна из них, заполненная витражом, – как бы позитив, а другая, сквозная, – своего рода негатив. Это определенная игра, делающая восприятие творческим.
       Центральная пилястра ризалита, завершенная ступенчатым аттиком с шаром – форма, уходящая в различные культурные пласты прошлого, внушает представление о прочности и надежности стены. Но вдруг, пилястра оказывается опертой на трехчетвертную опору, стоящую на замковом камне полуарки-витража!.. В этом не только усматривается парадокс, но есть и некоторая ирония – прием отстранения, хорошо известный в художественном творчестве, усложняющий восприятие произведений искусств, вызывающий сотворчество зрителя.
       Окна, как известно, – «глаза дома». И здесь авторы вновь используют «игру» в позитив и негатив. Окна-бойницы и круглой формы авторы заставляют сопоставить с узкими и круглыми глухими впадинами в теле центральной пилястры. Такое сравнение позволяет отбросить стереотипы, творчески прочитать форму, понять подлинный смысл метафоры, сравнивающий окна с глазами.

ВЗАИМОИСКЛЮЧАЮЩИЕ КРАЙНОСТИ
НА ШКАЛЕ ЦЕННОСТЕЙ НОВОЙ ФОРМЫ

       Любая новая форма в историческом контексте сегодня – закономерная часть отечественной постсоветской архитектуры. Последних полтора десятилетия она повернута к своему наследию, использует его язык, интерпретирует его. И это, конечно, расширяет возможности архитектора. Можно не только решать проблему геометрического соответствия новой формы своей среде, но и определять ассоциативные связи с ней, искать выразительность отраженных от среды образов, знаков, тем и сюжетов, соединять их с новизной, отражающей свое время.
       Если рассматривать шкалу художественных ценностей, как возможное взаимодействие Настоящего и Прошлого, новизны и ссылок на наследие, то на противоположных полюсах такой шкалы будут крайности или исключения.
       Одна из крайностей – повторение прошлого. И это, как правило, неприемлемо: среда деградирует в процессе ее клонирования. Оно возможно в исключительных случаях. Так, в 1937 г. по проекту архитектора Н. Троцкого совместно с Т. Каценеленбоген на площади Искусств была построена школа, фасады которой были сделаны по рисункам Росси. В итоге, площадь приобрела целостный характер.        Другая крайность на шкале ценностей – абсолютная новизна, отрицающая наследие. Мы уже пережили период такого отрицания, что, как мы знаем, привело к семантической катастрофе. Именно по этой причине архитектуру вернули в поле эволюционного развития. В связи с этим, надеюсь, появится и осознание того, что новый полный разрыв с наследием может привести к архитектурной бездуховности.
       Конечно, стремление к новизне – основной закон творчества. Новизна – символ прогресса и современности, к ней подталкивают новые, невиданные ранее технологии и материалы. Как правило, именно новизна определяет имидж архитектора. И в то же время, органичное сочетание новизны и ссылок на наследие – «высший пилотаж» в творчестве архитектора.

             К работам, уместным по своему языку для исторического центра города, можно отнести некоторые проекты и постройки жилых зданий архитекторов Н. Апостола, С. Гайковича, М. Садовского, И. Солодовникова, А. Столярчука.
       Художественные качества названных работ лежат в ценностном поле между крайностями – клонированием и абсолютной новизной. Они стали результатом полноценного творческого процесса, определившим необходимые связи новизны и ссылок на наследие.
       Того, что не укладывается в поле между крайностями, также достаточно много. Что-то из них нарушает геометрию контекста, другое копируют его язык или очень близко к этому.
       Причин достаточно много. Нашей архитектуре, повернувшейся к своему наследию, всего 15 лет. Молод и главный инвестор – частник. Его амбиции, его «я хочу» часто доминируют в принятии того или иного решения. И поэтому виноватым всегда будет архитектор.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НОВИЗНЫ И ССЫЛОК
НА НАСЛЕДИЕ КАК ГАРАНТИЯ УМЕСТНОЙ ФОРМЫ

       Выразительные качества архитектурной формы, лежащие между крайностями: копированием прошлого и абсолютной новизной – как правило, уместны. Однако эти качества не поддаются логическому анализу. Каждый архитектор сам себе и художник и историк. Именно поэтому взаимодействие настоящего и прошлого становится результатом индивидуального творческого процесса, в котором «я хочу» должно находится в гармонии с тем, что «надо». Здесь важна не только эстетика зодчего, но и этика отношения к наследию.
       Личностная трактовка архитектором новизны и ссылок на язык контекста провоцирует творческое восприятие потребителя. И тогда, по аналогии с творцом, каждый из них также становится сам себе историком. Один захочет увидеть больше новизны, другой – связей с контекстом. Спорить о том, что лучше – бесполезно. Такую проблему уже решил архитектор. Это его индивидуальный выбор и его творческий автограф, не означающие, однако, свободу без границ. Здесь не может быть всего, что угодно. Назовем это «свободой, ограниченной уместностью».

>> К СОДЕРЖАНИЮ >>