ОХРАНА ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ

ВАДИМ ЗНАМЕНОВ:
«Мы лишь сочиняем
романтическую сказку»

НЕКОТОРЫЕ НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ РЕСТАВРАЦИИ ПЕТЕРГОФА

Казалось бы, этот летний туристический сезон во всем походит на большинство предыдущих. Одна за другой в город дворцов и фонтанов прибывают группы экскурсантов. Повсюду слышна разноязыкая речь. Наконец-то к середине июня погода стала вполне располагающей к знакомству с достопримечательностями Петергофа. Сегодняшние гости, как и многие миллионы их предшественников искренне восхищаются изяществом построек и скульптур, восторженно любуются дворцовыми интерьерами, фонтанами и парковыми ландшафтами, с нескрываемым интересом изучают предметы музейных коллекций, выставленные на всеобщее обозрение…
Все, как и прежде. Однако предъюбилейные настроения сегодня ощущаются во всем ритме жизни ГМЗ «Петергоф». На протяжении последнего полувека для сохранения и восстановления здешних шедевров было сделано много больше, чем, пожалуй, в любом из отечественных историко-архитектурных музеев. Заметно активизировалась эта деятельность в последнее время. Но, судя по всему, до осени нам еще предстоит делать открытие за открытием, знакомясь с петергофскими работами историков, искусствоведов, реставраторов. Это много больше, чем простое желание удивить публику по случаю очередного большого юбилея. Круглая дата стала также поводом встретиться с генеральным директором ГМЗ «Петергоф» Вадимом Валентиновичем Знаменовым и обсудить с ним некоторые темы прошлого, настоящего и будущего восстановления музея-заповедника.

В. Знаменов: Случай с Петергофом – насколько мне известно, единственный в Европе, когда линия фронта буквально проходила через «тело» памятника. Он в годы 2-ой мировой войны не был «взят», а лишь «частично оккупирован». С противоположных сторон на протяжении 900 дней стояли нацисты и наши, а разрушения, которым подвергся музейный дворцово-парковый ансамбль, оказались действительно катастрофическими.
Однако было бы справедливо сравнить участь Петергофа и, допустим, уничтоженных до основания королевских замков в Варшаве либо Потсдаме и Берлине. Польский памятник полностью воссоздавался или, если хотите, реконструировался практически на пустом месте. В немецком случае чудом уцелевшие фрагменты порталов теперь стоят вписанными в современные архитектурные сооружения.
В Петергофе же все было не так. До недавних пор постоянно и справедливо утверждалось, что был он варварски и полностью разрушен, и его потребовалось восстанавливать «с нуля». Этому есть свои объяснения – нацизм требовалось добить не только физически, но и идеологически, а в сознании людей на смену фронтовому подвигу должны были придти трудовые свершения по восстановлению Петергофа. Если и сейчас продолжать безоглядно доверяться такой постановке вопроса, можно легко согрешить против истины, считая, что уникальный город-музей на берегу Балтики после войны пришлось выстроить заново. Наши памятники и в самом деле пострадали очень жестоко, тем не менее, каждый из них хоть в какой-то мере, но сохранил в себе материал для реставрации. Уцелели все стены и планировка. Если, допустим, деревянная резьба Растрелли погибла почти полностью, то очень многие детали лепной отделки пережили войну. Будучи повторяемыми, они давали возможность с высокой степенью точности воспроизвести подлинный вид исторических построек.

Большой каскад Петергофа

Даже первые результаты работы были блестящими. Реставрация Петергофа началась, когда фронт отодвинулся сравнительно недалеко. Уже в 1946-ом у нас пускают фонтаны, затем постепенно год за годом ансамблю возвращается довоенное состояние. Европейские коллеги много раз говорили мне, что пострадай их ансамбли в такой же мере, им вряд ли удалось сотворить такое чудо. Хотя по сравнению, например, с зарубежными музеями и памятниками такого уровня мы получаем мизерные бюджетные ассигнования. Вопрос в том, как ими распоряжаться. Оказывается, можно многое суметь и на эти деньги. Нужно было правильно определиться с последовательностью: чем заниматься в первую очередь, чем – во вторую, что делать в дальнейшем. В этом также состоит одна из особенностей реставрации Петергофа.
Д. Ильин: Значит ли это, что рано или поздно придет время, когда все в музее заповеднике будет доподлинно соответствовать первоначальному облику?

Парк Александрия. Церковь Александра Невского (Готическая капелла)

В. Знаменов: Тезис, что реставрация архитектурных объектов это их обязательное возвращение только к некоему «первозданному виду», на мой взгляд, легко опровергнуть. Пусть хотя бы кто-нибудь толком объяснит, что такое «первозданность» в приложении к памятнику, который живет бурной жизнью на протяжении своей истории и соответственно воспринимает все ее текущие события. Мало того, результат всякого творческого процесса, будь то архитектурное, изобразительное или декоративно-прикладное искусство и т.д., всегда выступает как некий волевой акт определенного человека или группы конкретных лиц с собственным видением задачи, мировосприятием, философией. Он не является истиной в последней инстанции, и каждое последующее поколение считает своим полным правом внести в их образ нечто свое. Причем у новых авторов это «только так, а не иначе» может звучать настолько же убедительно, насколько и у создателя исходного материала. Все, что касается искусства, которое вообще-то в основе своей или ложь, или абсолютная истина (как посмотреть!), может быть подвергнуто сомнению. Особенно это характерно как для архитектуры в целом, так и для петергофских памятников, в частности. Моя установка всегда оставалась такой: да, восстанавливать эти произведения необходимо, но, при этом, нужно стремиться по возможности передать все наслоения пережитых ими эпох.
Д. Ильин: Думается, проблемы сохранности историко-культурных ценностей усугубляются не только воздействием фактора времени, или того военного катаклизма, жертвой которого стал Ваш музей-заповедник…
В. Знаменов: Возможность именно реставрации, а не реконструкции Петергофа, имевшаяся пятьдесят лет назад, существует и сегодня. Безусловно, есть случаи исключительно тяжелые, как, к примеру, с Английским дворцом, где сохранился лишь цокольный этаж. Или возьмем Нижнюю дачу. Здесь мы недавно разобрали завалы и убедились, что ее цокольный этаж практически «на месте», имеются фрагменты стен бельэтажа. Зато все находившееся выше, действительно придется делать заново, но заниматься этим стоит хотя бы из уважения к тому, что сохранилось. Иконографические источники для данной работы, как, впрочем, бывает почти всегда, не снимают множества практических вопросов. Во-первых, черно-белые фотодокументы дают весьма приблизительное представление о том, как выглядела постройка. Во всяком случае, относящееся к набору изначальных цветовых решений реставраторы вынуждены уже домысливать. Да и, по большому счету, исключительно полагаясь на фотографию как таковую можно легко обмануться. Во-вторых, часть информации неизбежно теряется. Потому всегда обосновано опасение, что, занимаясь реставрацией, мы лишь сочиняем «романтическую сказку о прошлом». Это так же, как и с любой исторической трактовкой, которая всегда выступает всего-навсего одной из многих вероятных версий случившегося.
Насколько эта сказка будет близка к истине, зависит от многих обстоятельств. Когда начинаются работы по восстановлению конкретного исторического строения, в этот процесс вмешиваются определенные идеологические посылы, осмысление проблемы теми, кто занимается ее проектным и непосредственно практическим решением, их опыт и профессиональный уровень. Скажем, авторы реставрации фасадов Большого дворца Е. В. Казанская и В. М. Савков, сумели в свое время на основании довольно-таки скудного иконографического и документального материала достаточно правдиво справиться с задачей. Тем не менее, некоторые строения комплекса, например, дворцовая церковь Петра и Павла, восстанавливались в «усеченном варианте». Вероятно, сказывалась определенная идеологическая установка: мол, зачем возвращать этой постройке прежнюю излишнюю роскошь, достаточно придать ей положение павильона, аналогичное тому, которое занимает Корпус под Гербом. Проводились параллели с одноглавой церковью в Гатчине. Но тамошний ансамбль создавался в совершенно иное время и предполагал концептуально иные архитектурные решения. В этом смысле вообще удивительно, как тогда позволили увенчать Корпус под Гербом гигантским двуглавым орлом (мы, наверное, были единственными, где в качестве одного из важнейших элементов наружного убранства здания сохранялся основной символ русской государственности). Если также вспомнить, то еще задолго до этого А. И. Штакеншнейдер, продолжив работу над зданием Большого дворца в XIX в., сообразно соответствующему новой эпохе духу эклектизма постарался «уравновесить» ассиметричные «высказывания» своих предшественников. После войны мы еще дальше ушли от понимания барочной или рокальной идеи. Об этом в тот период много и с гордостью писалось, но вот, допустим, развитие дворцовых анфилад потеряло смысл и никуда не вело. Получается, что Петергоф не только пострадал от тотальных разрушений войны, но также понес определенные (увы, неизбежные!) утраты в ходе последующего восстановительного процесса.

Дворец Монплезир

Д. Ильин: А теперь, по прошествии времени, меняется что-то или нет?
В. Знаменов: Сейчас можно работать свободнее, не замыкаясь в рамках жестких постулатов. Но соблюдение принципа «не навреди», профессионального и морального одновременно, как и прежде следует считать основным критерием состоятельности любого реставрационного проекта. Время неумолимо, однако нынешние возможности привести облик петергофских памятников к тому виду, который имелся хотя бы на 1941-й год, разумеется, шире. Ежегодно на протяжении полувека список восстановленного в музее-заповеднике обязательно дополнялся чем-либо новым. И в юбилейном году гости Петергофа также увидят немало интересного, сумев, например, пройти сквозь отреставрированную Золотую анфиладу Большого дворца. Наконец-то удалось по настоящему восстановить растреллиевские паркеты этого здания. Почему «наконец-то»? Прежде самым веским среди аргументов у сторонников замены их реставрации имитацией был такой – в СССР нет мореного дуба, поэтому предлагалось заменить его черным деревом откуда-нибудь из Анголы, чтобы соблюсти мало-мальски близкое цветовое решение. Сегодня ситуация изменилась, и мы были рады взломать полы в северной анфиладе Большого дворца, закрыв его на зиму, положить исторически достоверный паркет с совершенно удивительным рисунком Растрелли, который, действительно, не дает глазу «выровнять» его фантастически причудливую поверхность. Здесь же закончена работа с резьбой в Дубовом кабинете.

Восточный Китайский кабинет Большого дворца

Дубовый кабинет Петра I в Большом дворце

Фонтан «Ева» с отреставрированными беседками

Из крупных объектов, открытых к 300-летию Петергофа, назвал бы уникальную копию античного («помпеянского») дома – Царицын павильон. Он сам по себе неплохо сохранился, но, тем не менее, требовал редких по сложности и, подчеркну, комплексных реставрационных работ.
Петергоф в период войны много горел, в особенности тяжелые утраты понес ансамбль Нижнего парка. Но вот неподалеку от Монплезира чудом уцелели два деревянных вольера. В этом году нам с привлечением польских реставраторов удалось полностью восстановить один из них, включая ту живопись по деревянной обшивке стен в его интерьерах, которая была здесь еще с петровских времен и потом неоднократно менялась. Сами доски перемещались друг относительно друга, соответственно отпиливались, надращивались, сверху наклеивалась бумага, которая дальше расписывалась новыми композициями, совершенно не согласованными с прежними. Поляки, решая задачу возвратить истинно исторический облик интерьеру, занесли параметры всех деревянных конструкций внутренней обшивки в компьютер и в дальнейшем выстроили их по принципу популярной игры в «puzle». Вольер теперь не только визуально, но и функционально отвечает своему историческому назначению – там мы уже поселили попугаев. Пруду для водоплавающих птиц поблизости, который некоторое время спустя после царствования Петра был превращен в купальню (тот самый вольер стал служить для нее раздевалкой), также будет возвращено соответствие императорскому замыслу. На рисунке Микетти по другую сторону от вольера виден еще один пруд – Овальный лебяжий. Он обозначается в документах и чертежах XVIII, даже XIX вв. Ближе к нашему времени пруд был зарыт, и на его месте разбили газон. Мы намерены воссоздать и эту деталь ансамбля.
В этом году Петергофу в исторически достоверном виде возвращен элемент, крайне важный для его планировочной структуры. До недавнего времени можно было видеть только два восстановленных после войны беседных павильона рядом с фонтаном «Адам». Два других, плюс еще четыре, располагавшихся у другого фонтана «Ева», до наших дней не дожили. Вместе с тем, завершенное пространство площади образовывали некогда именно все восемь беседок. В соответствии с описаниями Бенуа все шесть недостающих построек ансамбля были воссозданы на сохранившихся фундаментах, по которым можно было «достроить» абрис утраченных стен. К тому же, имелось достаточное количество достоверных обмеров, отчетов прошлых лет, поскольку дело касалось деревянных строений, неоднократно приходивших в негодность и подвергавшихся систематической «реновации» в прошлом.
Есть совершенно неожиданные вещи. Возьмем хотя бы памятник Петру I, утраченный в довоенные годы, который, как и полагалось ему, будет вскоре стоять с западной стороны дворца Монплезир напротив гранильной фабрики. Сохранилась его модель, и по ней, выполненной «в рост», уже отливается статуя. Готов также и пирамидальный пьедестал памятника, воссозданный по его верхней части (единственной уцелевшей из трех). Все сделанное к юбилею невозможно перечислить и необходимо видеть своими глазами. Поэтому хотел бы пригласить всех читателей Вашего журнала побывать у нас и лично, надеюсь, по достоинству оценить результаты работы реставраторов и музейных работников к 300-летию Петергофа.

>> К СОДЕРЖАНИЮ >>