– 28 июня жюри конкурса сделало свой нелегкий выбор, назвав победителем Доминика Перро и отдав ему 11 голосов из 13. В чем секрет его успеха? И почему столь радикальный и внеконтекстуальный проект нашел столько сторонников?
В. П.: Сколь бы неожиданным ни казалось это суждение, но наряду с другими членами жюри и многими специалистами, с которыми приходилось обсуждать эту тему, я не нахожу этот проект внеконтекстуальным. Более того, это проект, который наиболее тактично обошелся с историческим зданием Мариинского театра и, будучи реализованным с некоторыми доработками, может неожиданно и вместе с тем привлекательно войти в контекст своего окружения.
– Есть суждение, что Д. Перро стал лидером конкурса благодаря потенциалу многовариантности его проекта, в котором сочетались простота приемов и сложность восприятия. Какие оценки на этот счет высказывались членами жюри в ходе обсуждения?
В. П.: Что касается многовариантности, то я не увидел каких–то вариантов трансформаций проекта, хотя они, безусловно, возможны при его доработке, в первую очередь при выборе варианта оболочки здания. По мнению членов Жюри, она может создавать цельный и ясный образный объем, обогащающий контекст. Кроме того,
внутреннее пространство – многообъемное и разнообразное по построению интерьеров – даст весьма интересные ощущения для зрителя.
– Верно ли то, что большинство российских членов жюри отдали предпочтение проекту Д. Перро, под вуалью которого он
спрятал новое здание из темного мрамора и стекла?
В. П.: Отбор проектов проходил в несколько этапов, в результате которых на завершающей стадии конкурса оказались два проекта – Д. Перро и Х. Холляйна. Финальный тур завершился тайным голосованием, но, судя по его результатам, большинство из семи российских членов жюри также отдали свои голоса Д. Перро.
– Как можно прокомментировать саму работу жюри, насколько основательно, всесторонне и демократично шло обсуждение проектов?
В. П.: Работа жюри произвела на меня большое впечатление и стала поучительным уроком. Я неоднократно участвовал в отечественных конкурсах, но здесь была совсем иная атмосфера: подлинная атмосфера исключительной доброжелательности и внимания; особая культура ведения дискуссий, того, как высказывались мнения и как они аргументировались, какое внимание уделялось каждому мнению, независимо от того, разделяли его или не разделяли другие члены жюри. В общем, это была напряженная, сложная и очень интересная работа. То же самое я могу сказать о презентации своих работ иностранными участниками конкурса. Все наши авторы докладывали хорошо и обстоятельно, в манере, принятой у нас. При этом, отстаивая свои работы, они не приводили аргументы философского толка, а использовали прагматические утверждения, в то время как у иностранных авторов была интересная аргументация в пользу идеологии своих проектов. В частности, А. Исодзаки необыкновенно ярко обосновал причины своего обращения к русскому авангарду, который зародился у нас, но так и не получил логического завершения, будучи запрещенным в определенное время. Исодзаки посчитал, что это направление в архитектуре, ставшее уже настоящей классикой, еще не исчерпало себя и может получить развитие. Большой интерес вызывали презентации и других зарубежных авторов, например Х. Холляйна и Э. ван Эгераата.
– Техническое задание на проект таило в себе трудноразрешимую задачу: на участке площадью 13 000 м2 построить новое здание театра с суммарной площадью помещений 39 000 м2 – это значит «задушить» старый театр, тем более если обратиться к суперсовременным архитектурным решениям. Вас не смущает, что в Москве, где архитекторам позволено почти все, при решении задачи развития Большого театра постарались обойтись без «хай–тека» и скандалов?
В. П.: Что касается первой части вопроса, то эти опасения были напрасны: подавления старого новым не произошло. Даже судя по отзывам посетителей выставки конкурсных проектов, только 1/3 посетителей высказывалась отрицательно к представленным проектам, другая треть предлагала построить новый театр в другом месте, а остальные отнеслись положительно к конкурсным работам. Характерно то, что приз «зрительских
симпатий» завоевала работа Ю. Земцова и М. Кондиайна, в которой как раз новое здание театра становилось доминирующим в градостроительном аспекте. В XXI веке грядет новая музыкальная эпоха, будут новые музыканты, и почему бы новому театру не стать символом этой эпохи?
Что касается второй части вопроса, то реконструкцию Большого театра многие считают неудачной, она не дала того результата, к которому стремились. А без скандалов там не обошлось, просто мы о них недостаточно хорошо знаем… Кроме того, Большой театр представляет собой весьма значимое произведение – жемчужину российской архитектуры, в отличие от здания Мариинского.
– Как будет идти дальнейшая работа по проекту «Мариинский-II», и кто будет утверждать его окончательный вариант?
В. П.: Окончательный проект будет утверждать заказчик – Министерство культуры РФ, которое и определит от имени правительства страны дальнейший порядок работы.
– Как может сказаться опыт данного международного конкурса на развитие архитектуры в России?
В. П.: Наши архитекторы, участвуя в конкурсе, не производили впечатления учеников, оказавшихся рядом с мэтрами. Работы наших авторов стояли с ними в одном ряду, не все зарубежные мэтры попали в финальную часть конкурса, и наши не попали в лидеры, но это вовсе не значит, что их работы были второсортными. Думаю, что наши архитекторы могут, не стесняясь, работать и на международном поприще, и у себя, решая задачи высокой степени сложности и выражая современные взгляды на вещи.
Жизнь меняется, меняются и эстетика, и вкусы людей. Архитектура – искусство неспешное, мы же строим не для завтрашнего дня. Нынешняя молодежь в подавляющем большинстве положительно воспринимает то, что увидела на конкурсе. Почему мы должны опираться только на оценки более опытного старшего поколения? Его представители, увы, не всегда безошибочно могут заглянуть в будущее, которое не может обойтись без новаций.

Жюри конкурса "Мариинский - II":

1. Людмила Вербицкая,
ректор Санкт-Петербургского государственного университета.
2. Валерий Гергиев,
художественный руководитель – директор Государственного академического Мариинского театра.
3. Юрий Гнедовский,
президент Союза архитекторов России.
4. Джозеф Кларк (Joseph Clark),
технический директор Метрополитен Опера, Нью-Йорк.
5. Александр Кудрявцев,
президент РААСН, ректор МАРХИ.
6. Билл Лейси (Bill Lacy),
исполнительный директор архитектурной премии Притцкера.
7. Михаил Пиотровский,
директор Государственного Эрмитажа.
8. Владимир Попов,
президент Санкт-Петербургского Союза архитекторов.
9. Вольф Прикс (Wolf D. Prix),
Coop Himmelblau, Вена, Австрия.
10. Кристин Файрайс (Kristine Feireiss),
директор Международного форума современной архитектуры Aedes – Berlin.
11. Массимилиано Фуксас (Massimiliano Fuksas),
Massimiliano Fuksas Architetto, Рим.
12. Олег Харченко,
главный архитектор Санкт-Петербурга.
13. Колин Эмери (Colin Amery),
директор Британского отделения Памятников архитектуры всемирного значения (World Monuments Fund in Britain).