Петергоф. Собор Св. Петра и Павла, 1895–1904. Арх. Н. В. Султанов при участии В. А. Косякова

Госпиталь ГУВД, 1987. Арх. Н. И. Трегубов и др.

«Кирпичное каприччио» – так назвал свою серию фоторабот В. С. Антощенков, яркий и своеобразный представитель петербургской интеллигенции, архитектор, фотохудожник, музыкант, педагог – и все по призванию. Не раз его фотоработы печатались в нашем издании. Сегодня о кирпиче в архитектуре Петербурга он размышляет вместе с М. Н. Микишатьевым – тоже архитектором, художником (далее см. выше) и историком архитектуры.

Петербург часто называют музеем архитектуры под открытым небом. А раз так, там должно быть все самое лучшее. И сознание горожан услужливо подсказывает: Растрелли, Кваренги, Росси, то есть барокко и классицизм. Цветные оштукатуренные стены, белые колоннады. Как исключения – гранит Крепости, Мраморный дворец.
Но ведь наш город живет три века, и два последних не просто оставили свой след, а сформировали основной массив той среды, где мы живем. Сколько эпох и стилей, сколько архитектурных направлений! Петербург–Петроград–Лениград и снова Петербург – город не только старинных дворцов. Это труженик, город заводов и фабрик, доходных домов, рабочих казарм и купеческих особняков. Как и у прочих, были у него склады, водокачки, пожарные части, наконец, тюрьмы. Все эти здания Петербурга возводили архитекторы, настоящие профессионалы. И многое, начиная с «эпохи капиталистической застройки», делали они в кирпиче, который уже не скрывали под штукатуркой.
Конечно, в основе памятников XVIII в., как и прообразов их ренессансных, тоже была кирпичная кладка. Но веками скрывали ее гончарную природу обмазка, затирка, штукатурка и облицовка камнем. Бывали, впрочем, времена, когда представал кирпич во всей красе. Не будем забираться в «тьму египетскую» или вспоминать о Вавилоне, где кирпич прямо-таки царил (глины в Месопотамии хватало: где бы еще вздумали делать из нее книги!). Но и в христианскую эпоху – в

Электротехнический университет, 1965–1986. Арх. В. Л. Левиаш, Н. З. Матусевич и др.

Здание фильтроозонной станции, 1910. Арх. Л. А. Серк и В. В. Старостин

Северной Европе, например, – почитали декоративные свойства этого материала. Вспомним «кирпичную готику» Прибалтики. В Литве – стране зодчих – из кирпича творили чудесное кружево. Позже практичные голландцы поступали иначе: возводили из кирпича брутальные тела храмов и узкие фасады городских домов, украшая их резными вставками из белого камня. Эту манеру в конце XVII в. усвоили и московиты. А до того лет пятьдесят царило на Руси «узорочье» – каменных дел мастера, используя лекальный кирпич, а то и простую теску, выкладывали и «ширинки», и затейливые столбики, и остроконечные кокошники. В государевом селе Тайнинском сделали над рундуком церкви навес «бочкой» килевидной, выполнив ее не из дерева, как обычно, а из тонкого кирпичного свода-оболочки. И хоть затянули многими железными связями, боязно было, вдруг рухнет... Ан нет, висит два с половиной века!
Казалось бы, барокко, классицизм, ампир кирпича чуждались. Вроде бы им и все равно было, из чего строить. Желтенькая старая Москва со всеми своими белоколонными портиками была на 80 % из дерева. Недаром так жарко горела в 1812 г. Но ведь барокко, к примеру, под штукатуркой скрывало очень

Электротехнический университет.

Госпиталь ГУВД, 1987. Арх. Н. И. Трегубов и др.

грамотную каменную работу. Карнизы, тяги, колонки клали из лекального кирпича. Растрелли заказывал для этой цели фигурные керамические блоки – столь крупные, что вроде и не кирпич. Кладка перемежалась рядами каменных плит, укреплялась изнутри железными связями, анкерами. Так же действовали мастера-каменщики в конце XVIII – начале XIX вв. Только с лекальным кирпичом возиться перестали: где нужно – подтесывали.
С середины XIX в. началось возрождение отделки из кирпича. Надоел всем казенный классицизм, доведенный до абсурда в николаевское время. Бесконечные шеренги желтых построек с выбеленными колоннами, как полки на параде, заполонили российские селения:
В РОССИИ ВОХРЯТСЯ СПЛЕЧА
СОБОР, ТЮРЬМА И КАЛАНЧА...
«Эклектическая революция» открыла шлюзы. Среди «неогреков», «неоренессансов», рядом с «необарочными» дворцами зародился и «русско-византийский» стиль. Нарастал интерес к родному «узорочью». Зодчие ездили в экспедиции, рисовали, обмеряли. А тут еще подоспело из Европы новое веяние. Во второй половине XIX в. эклектика стала ощущаться как нечто бесперспективное. Сколько можно копировать «готику», «мавританский стиль» и всяких «людовиков». Стали говорить о рационализме, о правде материала, указывая на средневековые здания Северной Европы, где камень – так камень, дерево – так дерево, а кирпич – так кирпич. Начал формироваться предельно правдивый «кирпичный стиль». Складывалась новая система декорации – сплошь из кирпича (тесаный камень вставляли очень деликатно – в пяты сводов, в замок арки, как и искусно кованные железные детали: гребни, флагштоки, анкера). Одно десятилетие, другое – кирпич заполонил просторы России, и теперь уже в каком провинциальном городе нет кирпичной церкви, тюрьмы, каланчи, а еще гимназии, реального училища, купеческого особняка и художественной школы...

Городской механический хлебозавод, 1915–1918. Арх. Л. В. Шмеллинг

Доходный дом Н. И. Львовой, 1875–1876. Арх. Г. Б. Пранг и Н. Д. Федюшкин

В ХХ в. – вновь под знаменем «правды материала» – пробивал себе кирпич дорогу на фасад, чтобы пропеть свою песнь, порой весьма далекую от правды о скрытом за ним железобетонном каркасе с навесными панелями. Давно уже кирпич, который ничем не хуже мрамора или гранита, говорит с нами «о чем-то о своем»: четкая графика, ясная фактура, богатая светотень, присущие кирпичным зданиям, манят фотографа, так и просятся в его просветленную оптику, на его пленку. И вот результат – любуйтесь! Из сотен интересных кадров отобрали мы дюжину «самых-самых».
Знаток старины В. Султанов и мастер «русского стиля» Н. Косяков строят Петропавловский собор в Петергофе. – Двинулись и закружились кирпичные карнизы, тяги, ширинки и машикули. Кажется, бесконечно это кружение, нет ему предела ни вверху, ни по сторонам... А вот современный наш зодчий устремляет в небо прямые, как струна, трезубцы. И это тоже кирпич. Даже у одного художника кирпич то ложится в округлые, плавные, хоть и взмывающие формы, то вступает в жесткий, механический, но завораживающий ритм, подобный тактам «нашествия» в Седьмой симфонии Шостаковича. Что это, предощущение опасности, исходящей от здания ЛЭТИ, оплота технического прогресса? Может, В. Левиаш ни о чем таком и не думал, но ведь сказано же, что «художник – чувствилище своей эпохи». Иногда трудно даже

Детсад-ясли, 1982. Арх. С. П. Шмаков

осознать, к чему стремился тот или иной зиждитель в полете своей фантазии. Вдруг возникает в тихом петербургском переулке, хранившем память о дворцовых переворотах «галантного века» и мирно дремавшем под домбру акына, загадочный конгломерат космических модулей, в котором наш «квартальный надзиратель» Лев Лурье почуял прообраз лунных городов.
Область промышленной архитектуры – вот где во всю ширь развернулся «кирпичный стиль», и в своем XIX в., и позднее – под эгидою «Югенд-штиля». Текстильные фабрики, металлургические производства виделись питерским зодчим романтическими замками, водонапорные башни возносились, как донжоны. Но вот пришел неумолимый ХХ в. со своими страшными предчувствиями, окутанными призрачными покровами символизма. Ломаные линии футуристических панно заплясали на фасадах промышленных сооружений. Что это за каббалистические знаки выложены над проемами водопроводной станции, построенной Львом Серком? Промышленная архитектура Петербурга! – особая песня должна быть пропета о ней... Погуляйте по протокам Невской дельты, по Обводному каналу, по Петроградской, по Васильевскому – и у вас тоже рука потянется к фотоаппарату.
С кирпичом что хотели, то и делали. Целый комплекс доходных домов построил для некоей мадам Львовой арх. Г. Пранг. На фасаде одного из них кирпичи сложились в загадочную пиктограмму. Для державшего хоть когда-нибудь в руке мастерок действительно загадка: как можно было с такой точностью создать полихромный убор, в котором каждый кирпичик занимает свое, до миллиметра выверенное место не только в плоскости стены, но и в третьем ее измерении! Можно поспорить об итоговом эффекте. Поговорить о композиции: не растворилось ли целое в частностях. Выразить сомнение в том, насколько пластичен или динамичен рельеф кирпичного убранства? Несомненно одно. Любой архитектор, создавший свой дом в кирпиче, может лишь мечтать о таких каменщиках, как строители дома в Угловом переулке.

Дворец вел. кн. Михаила Александровича, 1910–1913. Арх. Р. Ф. Мельцер

Полицейский дом и пожарная команда Васильевской части, 1882–1884. Арх. В. Г. Шаламов

Мы только что упомянули о пластике и динамике. Если вдуматься, и то и другое – чудо, сотворенное из косной, бруском отформованной глины. Как она приобретает свойство полета? Посмотрите, какую динамику развивают на кирпичных своих фасадах и мастер эклектического века – дуга над дугой, дуга над дугой, – устремляющий вверх бифории ризалита, и современный зодчий – стальным ритмом тонких, как лезвие, вертикалей, властно очерченных вдоль фасада и – в даль... («Дорога, не скажу куда» на самом-то деле ох как трудна. Такой представили ее нам зодчие, – и это их право.) В последнем случае даже видимые несовершенства кладки (ну, не было у Н. Трегубова «со товарищи» таких мастеров, как у Пранга!) не могут нарушить силы психоделического воздействия этого ритма. Один немецкий эстетик – Николай Гартман – заметил когда-то, что старинная музыка легче выдерживает огрехи исполнения: слушатель, влекомый глубоко проработанной структурой художественной формы, перелетает через случайные дисонансы или зияния, выстраивая целое в своем восприятии. Шопен же или Шуман гибнут, лишь идеальная интерпретация доносит прихотливые переходы оттенков их импульсивно-спонтанных опусов. Не является ли и для нынешних архитекторов спасением эта жесткость остинатного ритма, перекрывающая все огрехи подгулявших строителей?
Ну, а пластика – вот она, в сочной лепке этих прорастающих вверх бифориев, в кружении мощных форм петергофского собора,

Здание электромеханического завода «Н. К. Гейслер и КО», 1910–1911. Арх. Р. И. Кригер

наконец, в изгибах романтических туннелей, в которые превращал подворотни особняков Р. Мельцер, мастер «гигиенического стиля» – по саркастическому отзыву А. Бенуа. И тут уже нарастает новый сюжет – взаимодействие со светом. Только светом живы пластика и динамика «кирпичного каприччио». Недаром удивительно пластичный и живописный фасад завода Гейслера на Грязной ул. (ныне – Яблочкова), где мастер модерна Р. Кригер интереснейшим образом сочетал кирпич с колотым гранитом, почти совершенно не поддается фотохудожнику. Обращенный на север, он мертвеет без живительных солнечных лучей. А искуственное освещение – всевозможные фонари, бра, софиты – как способны они преображать и романтичное пространство мельцеровского тоннеля, и простенькие арки пожарного гаража.

Мы затронули только малую толику сюжетов «кирпичного каприччио», запечатленного фотокамерой Владимира Семеновича Антощенкова. Надеемся вернуться к этому разговору на страницах следующих номеров журнала.